Дети должны видеть пример
Тезис «дети должны видеть пример» звучит безобидно — как инструкция по воспитанию. Но если прислушаться внимательнее, он превращается в кнут, замаскированный под фонарик. Разберём, почему «пример» — не акт заботы, а форма контроля.
Введение: мягкое насилие нормы
«Подай пример».
Фраза, от которой веет теплом, ответственностью, чуть ли не святостью родительства. Кто осмелится возразить? Но если, как Деррида, мы разорвём ткань языка, залезем под обёртку, окажется: перед нами не забота, а технология дисциплины.
Фуко бы сказал: это не про воспитание, а про производство субъекта. «Пример» — это не жест любви, а машина клонирования. Дети не «видят» пример — они им становятся. Или не становятся — и тогда их нужно «исправить». Добро пожаловать в паноптикон семьи.
Что такое «пример»?
Лексически — модель поведения. Социально — инструкция. Экзистенциально — ловушка.
Когда мы говорим «пример», мы предполагаем:
- Что есть правильное поведение.
- Что оно может быть продемонстрировано.
- Что ребёнок должен его перенять.
Но кто решает, что «правильно»? Кто режиссирует этот спектакль морали? Родитель? Общество? Идеология?
Пример — это манифест невысказанной нормы. Он не учит — он навязывает. И не допускает вариативности. Он не даёт выбора — только копирование.
Родитель как витрина
В роли родителя-«примера» человек превращается в манекен ценностей. Он больше не живёт, а иллюстрирует. Не говорит — демонстрирует. Всё, что он делает, должно быть «поучительно». Спонтанность? Ошибки? Слабость? Запрещено. Детям нельзя видеть «неидеального» взрослого. Им нужен пример.
В результате — театральность. Жизнь превращается в перформанс, где родитель надевает маску. Но маски — не про искренность. Маски — про контроль.
Ребёнок как зритель (и объект)
А что с другой стороны? Там — зритель без права на выключение. Его заставляют смотреть. Более того — требуют соответствия. Видел пример? Повторяй. Не повторяешь? Значит, плохой. Сломанный. Проблемный.
Это не акт передачи опыта, а операция дисциплинарной инсталляции. Ребёнок становится проектом: его нужно «сформировать». А инструмент — «пример». Это дрессировка под наркозом любви.
Пример — это не забота
Настоящая забота допускает различие. Пример — нет. Он диктует. И в этом — его насильственная природа.
Упрёк «ты подаёшь плохой пример» не про ребёнка. Он про нарушение сценария. Про отказ быть функцией. Про тревогу взрослого, который боится собственной непрезентабельности. Пример — это ведь не только для детей. Это способ сохранить лицо. Перед обществом. Перед самим собой.
Подавляющая ясность
Пример — это форма ясности. А ясность — это удобный способ подавления. Если всё однозначно, то нет места сомнению. А без сомнения нет свободы. Только повтор.
Пример говорит: «будь как я». Но не уточняет — «почему». Он предлагает форму без содержания. Поведение без мышления. Это не развитие — это имитация.
Нарушение как освобождение
Ребёнок, который отказывается следовать примеру, — пугает. Но именно он — жив. У него есть шанс на субъектность. Он не хочет быть калькой. Он рвёт сценарий. Это не ошибка — это сопротивление. Эмбрион свободы.
Но система наказывает за такое. Родители расстраиваются, педагоги давят, общество шепчет: «исправьте». Потому что пример — это способ продолжения социального тела. Любое отклонение — угроза.
Заключение: от примера к диалогу?
Деконструкция не предлагает выхода — только вскрытие. Но даже вскрытие — уже акт свободы. Когда мы разрываем идею «примерности», появляется пространство. Не для истины — её нет. Но для вариаций.
Что вместо примера? Вопрос бессмысленный. Любая альтернатива снова станет нормой. Лучше так: вместо демонстрации — присутствие. Вместо навязывания — соучастие. Вместо «смотри на меня» — «будь с собой».
Но это — утопия. А пока — наблюдайте, как ваши дети учатся быть вами. Даже если вы сами не знаете, кто вы.
Смотрите также: