Люди должны думать, машины работать
Разбор банальной фразы про людей и машины как идеологического приговора: кто именно «должен», что считать «думанием» и почему у этого лозунга руки в масле, а голова — пустая.
Человек — наверху, машина — внизу.
Мысль — наверху, труд — внизу.
Красиво, удобно, ложно.
Фраза «Люди должны думать, машины работать» звучит гуманистично, почти заботливо: давайте оставим человеку «высокое», а грязное, тяжёлое и рутинное — спихнём на железо. Наивная картинка будущего: мы сидим, думаем светлые мысли, а машины внизу, в подвале, грохочут, сверлят, сортируют и доставляют.
Деррида бы тут только пожал плечами: перед нами очередная бинарная оппозиция, выкрашенная в пастельные тона — «человек / машина», «мысль / труд», «должно / не должно». А под слоями краски — вполне конкретный порядок власти. Попробуем не восхищаться, а разобрать.
1. «Должны»: кто диктует, что кому делать
Начнём с самого неприятного — с «должны».
Фраза не описывает мир, она его приказывает. Это не констатация, а норматив: «люди обязаны думать, машины обязаны работать».
Здесь прячутся несколько вопросов, которые слоган не любит:
- Кто говорит «должны»?
Лозунг подается как очевидная истина, будто это сама природа вещает. Но природа не говорит. Говорит менеджер, инженер, государство, философ-оптимист, айтишник в костюме моралиста — кто угодно, кроме «самого мира». - К кому обращено это «должны»?
К рабочему за конвейером? К оператору колл-центра, который повторяет за скриптом? К человеку, у которого «работа» — нажимать одну кнопку восемь часов в день? Им тоже велено «думать»? Или они — как бы несовершенные машины, пока роботы не подешевеют? - «Должны» как способ снять ответственность
Когда говорят «пусть машины работают», всегда приятно забыть, что кто-то проектирует машины так, чтобы они ломали тела, лишали людей работы или усиленно следили за ними. Сама техника тут ни при чём — это решение тех, кто делит мир на «думать» и «работать».
«Норма» здесь подаётся как забота: не мучайте людей тяжёлым трудом, пусть трудятся машины. На деле — это подмена. Вместо вопроса «кто распоряжается телами и временем людей?» нам дают вопрос попроще: «кто из нас думает лучше — люди или железо?»
2. Люди / машины: удобный миф о «разных сущностях»
Слоган опирается на очевидное различие: люди живые, машины неживые. Люди думают, машины выполняют. Эту сказку мы все выучили ещё до детского сада.
Деррида учил: если вы видите такую аккуратную оппозицию, значит, кто-то уже успел сделать грязную работу — отсечь, стереть, забыть всё, что не вписывается.
2.1. Машина как вытеснённый двойник человека
Машина — это не «другое» по отношению к человеку. Это человек, отрезанный от себя и превращённый в механизм.
Конвейер — это рабочий, разложенный на повторяемые движения. Алгоритм — это упрощённый образ коллективного поведения. Нейросеть — это статистический труп языкового употребления.
То, что мы называем «машиной», — это уже записанный, замкнутый, стабилизированный фрагмент человеческой практики. Мы сами себя кодируем, а потом делаем вид, что это «совершенно иное».
Слоган «Люди должны думать, машины работать» символически закрепляет этот разрыв:
– вы — здесь, живые, мыслящие;
– всё грязное, повторяемое, бесчувственное — там, у машин.
Так проще жить: можно не замечать, как много «машинного» уже внутри человека — расписания, регламенты, инструкции, KPI, скрипты. Человек давно работает «как машина», но лозунг предлагает верить в обратное.
2.2. А если машина «думает»?
Получилась забавная ситуация: машины начали делать то, что мы называли «думанием». Считать, распознавать, прогнозировать, писать, рисовать. Они повторяют то, что мы сами назвали «интеллектом».
И что же? Лозунг не меняется. Его сторонники просто переносят границу:
– «Нет, это не настоящее мышление, это имитация».
Классический приём: если реальность не совпадает с бинарной схемой, исправим реальность, а не схему.
Деррида в «О грамматологии» делал то же самое, но со старой оппозицией «речь / письмо». Речь считалась живой, истинной, а письмо — мёртвой копией. Он показал, что так называемая «живая» речь уже пронизана следами, задержками, структурами, то есть тем, что обычно приписывали письму.
С машинами — та же история:
– Сначала: «Мы — те, кто думает, машины — всего лишь инструмент».
– Потом: «Ну ладно, они тоже что-то там вычисляют, но настоящее думание всё равно за нами».
Фундамент сдвигается, а риторика делает вид, что дом всё ещё стоит на том же месте.
3. Мысль / работа: ещё одна ложная лестница
Следующий слой — разделение «думать» и «работать». Как будто это две разные реальности.
- «Думать» подаётся как свободная, чистая деятельность
В реальности большая часть так называемого «думания» — это ещё один вид труда: планирование, управление, проектирование, контроль. Это работа по распределению чужих тел, времени и ресурсов. - «Работать» подаётся как низшая функция
Мол, человек достоин высшего — мысли, а не грубого действия.
Но мысль здесь — не истина, а инструмент. Она обслуживает производство, прибыль, эффективность. Мысль превращается в смазку для механизма, а не в способ поставить под вопрос сам механизм. - Разрыв между «теми, кто думает» и «теми, кто работает»
Лозунг звучит так, будто каждый человек будет сидеть и творчески размышлять, пока машины таскают коробки. На деле мир давно разделён на другие группы:
– одни думают за всех и распределяют,
– другие превращаются в живое приложение к машинам.
Слоган скрывает это разделение, делая вид, что есть просто абстрактное «человечество», у которого единая судьба: думать.
4. «Люди»: кто туда не входит
Когда кто-то говорит «люди должны…», всегда полезно спросить: а кто именно имеет право называться «людьми» в этом предложении?
– Человек в депрессии, который не в состоянии «думать рационально» — всё ещё человек или уже «ошибка системы»?
– Человек, который выполняет механический труд, не имея доступа к принятию решений — он «тот, кто думает» или «рабочий материал»?
– Человек, которого заменяют алгоритмом, — остаётся ли он в числе тех, кто «должен думать» или его туда больше не приглашают?
Оппозиция «люди / машины» легко превращается в оппозицию внутри человеческого мира:
– «нормальные» люди, которые «думают» и «управляют машинами»,
– и остальные, которых всё ближе подвигают к статусу «биологических механизмов».
Фуко тут бы напомнил: всякий раз, когда речь идёт о «человеке вообще», на деле формируется дисциплинарная норма. «Человек» — это всегда ещё и фильтр: те, кто не вписываются, оказываются на обочине, в зоне молчания.
5. Технологии как вежливое оправдание власти
Фраза звучит технократично: как будто речь идёт о распределении функций в симпатичной системе «люди + машины». На самом деле это вопрос не о технике, а о власти.
- Технология как алиби
«Мы просто даём машинам работать за нас» — значит, мы просто следуем прогрессу, а не чьей-то выгоде. Как удобно.
Любое решение — от автоматизации до массовых увольнений — переписывается в нейтральный язык: «так эффективнее». - Машина как фигура необходимости
Если машины «должны работать», значит всё, что устроено технологически, кажется неизбежным. «Так устроена система».
В этой логике невозможно спросить: кто поставил эти машины, кто написал этот софт, кто нажал кнопку «запуск» и кто собирает прибыль. - Технологии как способ не задавать вопросы о целях
Если мы приняли догму «люди думают, машины работают», следующий шаг — «давайте придумаем, как сделать людей более эффективными мыслителями и машины более эффективными работниками».
Прекрасный способ никогда не обсуждать, ради чего вообще всё это движение.
6. Невозможность чистого разделения
Деррида бы здесь спокойно разложил всё по его любимой схеме:
там, где нам предлагают чистую оппозицию, надо искать зоны смешения, «заражения», взаимного проникновения.
– Человек думает — но его мысль структурирована техникой: языком, компьютером, интерфейсами, алгоритмами рекомендаций.
– Машина работает — но её работа пропитана следами человеческих решений, интересов, ошибок, фантазий.
Чистое разделение «люди думают / машины работают» возможно только как миф. В реальности:
- люди работают как машины,
- машины берут на себя части того, что считалось мыслью,
- граница всё время переезжает, как дешёвая перегородка в офисе.
Но миф нужен, чтобы не думать о самой структуре — кто контролирует границу, кто её переносит, кто выигрывает от того, что одни «думают», а другие «просто работают» до замены.
7. Что скрывает этот красивый гуманизм
Фраза звучит «за человека». Трогательный гуманизм:
– мы не хотим, чтобы люди гнули спины,
– мы хотим, чтобы они думали, творили, развивались, пока машины делают скучное.
Но под этой оболочкой несложно рассмотреть более старую и грубую формулу:
одни должны управлять и проектировать,
другие — выполнять и обслуживать.
Только теперь это переписано другим шрифтом — под видом «естественного распределения» между людьми и машинами.
Мысль объявляется высшей привилегией — и превращается в новый инструмент контроля. Работа объявляется делом машин — и тем легче превращать людей в их придаток:
«ваша работа настолько механическая, что вас не жалко будет заменить».
Так что слоган «Люди должны думать, машины работать» не освобождает человека от труда. Он всего лишь по-своему его классифицирует и оценивает:
– эта форма труда — «мысль», значит, престижна и дорогая;
– эта — «работа», значит, дешёвая и скоропостижно автоматизируемая.
Никакой гармонии людей и машин здесь нет. Есть аккуратный, гладкий, удобный миф, который прикрывает распределение ролей, выгод и тел.
Вы его уже слышали. Возможно, даже повторяли.
Теперь вы хотя бы знаете, что именно повторяли.
Смотрите также: